Наш собеседник — академик РАН Игорь Владимирович Решетов, врач хирург-онколог, директор научно-образовательного и клинического центра пластической хирургии ПМГМУ им. И. М. Сеченова, заведующий кафедрой пластической хирургии ПМГМУ им. И. М. Сеченова, заведующий кафедрой онкологии ИПК ФМБА.
— Игорь Владимирович, как врачи понимают синдром выгорания? Какие первые признаки этого состояния характерны для врачей?
Врачи не понимают синдром выгорания, они его чувствуют. В начале могут появиться признаки того, что профессиональный путь выбран неверно.
В разных субспециальностях люди себя находят либо еще в студенчестве, либо в ближайшие 3–5 лет после окончания университета. Некоторые уже на этом этапе понимают, что медицина — это не то, и уходят. Это первый симптом — еще не выгорание, а «несозревание», когда люди столкнулись с клинической работой и понимают, что это «не мое». Здесь имеет место банальный страх ответственности перед пациентом и неуверенность в своих силах.
Вторым симптомом становится «неспособность» — хотел стать хирургом и не выходит. Сам человек в этом не признается, он начинает конфликтовать с собой, считать себя непризнанным и непонятым. Но в конечном итоге он уходит.
И, наконец, материальная неудовлетворенность. Обычно со школьной скамьи идет мотивация стать врачом. А вот уже на студенческой скамье получается разочарование — люди остаются неудовлетворенными материальным доходом.
— Когда появляются тревожные звоночки именно выгорания?
Лет через 10 после старта работы могут появиться первые признаки усталости. Здесь все работает в соответствии с законами высшей нервной деятельности, описанными академиком И. П. Павловым: фазой возбуждения и фазой релаксации.
— Выгорание равно равнодушию?
Нет. По диагностике этого состояния у своих коллег, равнодушие — это внешняя имитация неудовлетворенности души. Человек продолжает все равно анализировать, думать и работать с пациентом.
— Что, на ваш взгляд, может спровоцировать эмоциональное выгорание врача?
Причиной эмоционального выгорания является — возвращаемся к закону высшей нервной деятельности — безрелаксационная фаза без зарядки. Монотонная, ежедневная работа. Для меня, например, две недели такой работы являются губительными — я чувствую желание что-то изменить.
Приедается технология — она настолько становится рутинной, что желание работать проходит. А медицина ведь очень творческая работа, каждый пациент — это ребус, загадка, личность — одним словом, драйв. То, что заставляет иногда бесплатно работать — это доставляет удовольствие. Это эндорфины, наркотик в хорошем смысле. Когда же технология изучена и испробована многократно, то она надоедает. Освежение технологий, обновление — это как переливание крови умирающему человеку. Добавляет новые ощущения.
В жизни врача должны быть обновления: конференции, инициации поездок по обмену опытом. Это делает жизнь цветной и интересной, поэтому первичные симптомы выгорания не развиваются. Там, где застой — там вылезет болезнь.
На моем личном опыте я наблюдаю много коллег, которые готовы мириться с неудобствами, в том числе материальными, потому что для них главное — это драйв от спасенной жизни. Когда эта грань стирается, то все может дойти и до печальной точки — суицида. К сожалению, такое тоже случается. Комплекс переживаний и ощущение ненужности — это как раз одна из причин.
— Насколько распространен синдром выгорания среди врачей (например, процент распространения в онкологии)?
Я думаю, что все специальности с высоким риском летального исхода в большей степени подвержены выгоранию.
Все завязано на мотивации. Если мы говорим об онкологии — это сложно. Ведь у онкологов каждый потенциальный пациент может умереть. Для меня работа — это ежедневная борьба, это ринг и новое сражение, которое надо выиграть. Это сражение на смерть. Собственно говоря, когда патронов не хватает, тут тоже начинается выгорание.
— Какой процент докторов может удержаться в медицине за счет силы воли, если новизна не доступна?
Большинство. То есть, если отсев не произошел в первые пять лет интернатуры, аспирантуры, то человек продержится. Дальше из медицины почти никто не уходит. Возможно перемещение в другие направления для более комфортного состояния. Например, административный ресурс, страховые компании и прочее. То есть человек смотрит уже на проблему с другого ракурса, но остается в медицине.
— Опасен ли синдром выгорания для пациентов такого врача?
Для пациента это не опасно. Ведь работа превращается практически в цеховую или конвейерную. Врач будет делать свою работу просто на автомате.
Хотя не стоит забывать о том, что врач — тоже человек, и он тоже подвержен законам высшей нервной деятельности.
Если законы нарушать, то ошибки будут. Но это отдельная большая тема.
— Что делать руководителю, который увидел признаки выгорания в работнике?
Все как в книжках: собеседование, диагностика, лечение. В моем случае все происходит так же, хотя, возможно, я кого-то просматриваю. Должна быть постоянная кадровая работа, которая следит за персоналом, сообщает о том, что сотрудники в том или ином испытывают дефицит — давно не был в отпуске, давно не был на конференциях.
Кадровая работа вообще очень важна. Например, в советское время каждые пять лет была переподготовка — рестарт. Сейчас это стало фикцией — по блату, по знакомству, но без реальной реновации.
Если у руководителя появилось ощущение, что-то не то с сотрудником, надо для начала просто поговорить: узнать про дела, состояние в семье, отношения с близкими. И тогда человек раскрывается и рассказывает о наболевшем.
— А если человек сопротивляется?
Нередко эта агрессия — закрытость, попытка защититься. Здесь тоже нужен тонкий подход. По моему опыту, помогает заход с хобби, привычек, а потом выясняется, что проблемы действительно есть — вот и распутываешь этот клубок.
— Напоследок, как вы посоветуете проводить профилактику выгорания, какой ваш личный рецепт?
Для врача лучшим решением может стать постоянный профессиональный рост, повышение квалификации и обмен опытом. Разумеется, параллельно с отдыхом. Но главным фактором все же является постоянный рост.
Беседу провела: Юлия Богданова.
