Сейчас огромные информационные волны, посвященные коронавирусу, буквально захлестывают читателей. Разобраться, что правда, а что фейк достаточно сложно. Особенно бурную эмоциональную окраску несут сообщения из «серых» источников: неких, якобы знакомых медиков из зарубежных госпиталей, подруг, проживающих в Нью-Йорке и спотыкающихся в парке о тела умерших, псевдо-знатоков и многих других. Поэтому за достоверной информацией о работе английских хирургов во время пандемии COVID-19 мы обратились к человеку, с которым сотрудничаем очень давно и которому полностью доверяем. Профессор Владимир Александрович Аникин работает торакальным хирургом в больнице Harefield, которая является частью Royal Brompton and Harefield NHS Foundation Trust, уже более четверти века. Его интервью и видеолекции всегда вызывают неподдельный интерес у российских докторов и дают возможность сравнить подходы в медицине двух стран.
— Владимир Александрович, можно ли сказать, что ваша больница переполнена пациентами с COVID-19?
Да нет, мы тут в своем небольшом котле варимся. В реанимации пациенты есть, но про всякие ужасы пандемии я узнаю из газет и из телевизора.
— Расскажите, как видят проблему коронавируса сами англичане. Мы-то узнаем о других странах из новостей и каждый раз подозреваем, что информация недостоверна. Для вас этот вирус — действительно серьезная проблема или так только нас пугают?
Конечно серьезная. Сейчас более 20 000 умерших уже.
— Это считается много? Например, если сравнивать со статистикой по классическому гриппу
Ну, это как раз никто не знает, потому что никто серьезно не сравнивал такие показатели — сколько умерло в этом году и сколько умирало больных за этот же период в прошлом году. Кумулятивная смертность включает не только СОVID-19, но и смерти от другой патологии. И если мы сейчас перестали лечить другие болезни или сократили лечение «невирусных» пациентов, то это тоже может как-то опосредованно влиять на смертность. Но пока все сконцентрировано только на смертности от самого вируса.
— У вас тоже произошло перепрофилирование на прием пациентов с COVID-19 стационаров, которые не имели отношения к инфекциям?
На примере нашей больницы: наша реанимация полностью перепрофилирована под больных с вирусной патологией, а отделение другое (HDU) High Dependence Unit наоборот, полностью отдано для лечения больных с обычной патологией, без вируса. А все койки реанимации, там их 27 по-моему, все они были отданы последнее время для лечения больных вирусной патологией. Наша вторая больница в центре Лондона, насколько я знаю, полностью, полностью перепрофилирована под лечение больных с вирусом. И остальные крупные больницы перепрофилированы, многие отделения закрыты и туда кладут инфицированных пациентов. Потому, что основная заболеваемость в Британии как раз приходится на Лонд
— А что на эту тему говорят пациенты, которые не инфицированы, но которые имеют стандартный набор заболеваний: сердце, онкология и прочее. Есть ли возмущения? Или все всё понимают?
Ну, особых возмущений нет. Просто направление с другой патологией к нам резко уменьшилось, и мы изменили принципы лечения этих больных. Т. е. сейчас все эти пациенты поступают, но раньше такими больными занимался именно тот человек, к которому направили больного, а сейчас это все идет в общий котел и оттуда наш ответственный хирург распределяет этих больных, допустим, для операций. Теперь уже независимо от территориальной принадлежности или к кому этот больной был направлен. У нас сократили число операционных дней примерно вдвое. Все внешние консультации, наружные консилиумы мы проводим сейчас либо по телефону, либо по скайпу и другими средствами связи. Я провожу по телефону, в редуцированном варианте: консультирую коллег, если возникают какие-то хирургические проблемы. Сократили и модифицировали саму хирургическую помощь больным: мы стараемся выполнять минимальные вмешательства, чтобы только купировать какие-то неотложные синдромы, неотложные состояния. Но, тем не менее, онкологических больных мы продолжаем оперировать.
— У нас в соцсетях сейчас публикуют много постов с жалобами на то, что в наших больницах онкологическим пациентам отказывают в помощи. Есть ли у вас такое? Т. е. кто-то не получил химию вовремя и боится из-за этого умереть? Кто-то не получил нужную операцию…
Мне трудно сказать, я напрямую этим не занимаюсь. Но, насколько я знаю, у нас тут во время эпидемии химиотерапию не проводят.
— Нет ли среди врачей опасений, что результатом такого подхода станет гибель большего числа людей, чем от самой эпидемии?
Ну конечно об этом мы говорили, и даже была публикация недавно, где вычисляли сколько, какая будет потеря продолжительности жизни. Сейчас складывается несколько клинических сценариев. Самый простой сценарий таков: у больного есть какая-то патология, его проверяют, и, если не находят инфицирования коронавирусом, мы ему проводим лечение. Но это происходит с некоторой задержкой, потому что уменьшилась возможность принимать больных в стационар.
Допустим раньше, до эпидемии в Англии ежегодно проводили 94 912 резекций по поводу рака любых локализаций, почти 95 тысяч. В результате почти 80 тысяч человек проживали 5 лет и более, и рассчитанное среднее увеличение продолжительности жизни составляло 18 лет. Если лечение у этих больных задерживается на 6 месяцев, не важно по какой причине (в нашем случае по причине эпидемии), то рассчитанное среднее увеличение продолжительности жизни — уже около 16 лет. Средняя потеря продолжительности жизни примерно 2,3 года. И это только из-за задержки в обследовании и лечении больных на 6 месяцев.
Если вернуться к клиническим сценариям, то если вирус не выявлен — предлагается стандартное лечение. Если вирус выявлен совместно с патологией, то мы ждем, пока инфекция купируется. Т. е. должно быть 2 отрицательных мазка на вирус, потом этого больного госпитализируем и проводим лечение. Третий вариант, это если возникает неотложное состояние у пациентов, у которых выявлен вирус. В моем случае это торакальная патология, но пока таких пациентов у меня еще не было, т. е. собственного опыта в этом отношении нет.
И еще вариант — инфицирование больных сразу после лечения. У нас есть пример: одна из моих коллег прооперировала больного с онкологической патологией, операция была выполнена сравнительно небольшая. Через несколько дней его состояние неожиданно резко ухудшилось. Была подтверждена коронавирусная инфекция, диагностирована двусторонняя вирусная пневмония, желудочно-кишечное кровотечение. Несмотря на лечение, его спасти не удалось.
Сейчас коллективный опыт говорит, что если оперировать этих больных, когда они инфицированы, то риск смерти от вирусного поражения легких значимо возрастает.
— Но если у инфицированного человека экстренное состояние, я правильно понимаю, что ему не откажут в помощи?
Ему не откажут в помощи. Но помощь будут стараться выполнить в минимальном объеме.
Есть еще одна категория пациентов: это больные (особенно онкологические), которые находятся под долгосрочным наблюдением после лечения, которое было проведено когда-то. Очень часто эти пациенты звонят или пишут и спрашивают, повышена ли у них опасность инфицирования. К сожалению, пока опыт еще не накоплен и мы не можем ничего сказать. Но сейчас у таких пациентов отменены все визиты в поликлинику. Мы разговариваем с ними по телефону. Конечно, это резко повышает риск того, что-то будет пропущено, допустим рецидив. Потому что в нашей специальности основное — это выполнение рентгенологического исследования. В других специальностях это может быть клиническое исследование, пальпация… которые тоже по телефону невозможно провести.
Другая большая проблема — необходимость наложения трахеостомы пациентам в отделениях интенсивной терапии. Дело в том, что многие из них интубированы, а интубация продолжается одну-две недели, а иногда даже больше. А мы знаем, что продленная интубация у пациентов сама по себе небезопасна и может привести к таким осложнениям, как стеноз трахеи. И этим больным нужно делать трахеостомы для того, чтобы облегчить вентиляцию. Сейчас считается, что у большинства этих больных нужно выполнять так называемые дилатационные трахеостомы или перкутанные, т. е. нехирургические. Но есть данные, что именно этот вид трахеостомии приводит к большему выбросу аэрозолированного вируса. Поэтому все трахеостомы сейчас выполняются хирургическим путем. Т. е. хирурги подвергаются дополнительному риску.
— Если вернуться к пациентам, которые не инфицированы и которым вы проводите какие-то вмешательства. Правильно ли я понимаю, что все-таки речь идет только о каких-то экстренных моментах? Т. е. плановые операции отменены?
Вмешательства проводят всем онкологическим больным, больным, у которых серьезно подозревают рак, и, конечно, тем, у которых какое-то неотложное состояния, ну допустим, пневмоторакс, который не купируется. Такие плановые операции, как доброкачественная патология, допустим грыжи в хроническом состоянии — сейчас эти операции отменены, их не делают.
— Онкологию продолжают оперировать во всех больницах?
В нашем учреждении продолжают. Другие больницы, допустим в Лондоне, которые тоже занимались торакальными вмешательствами, не могут сейчас это делать, потому что они загружены вирусными больными… Сейчас, например, в одном из онкологических учреждений, Marsden Нospital, это в центре Лондона, выделено операционное время для торакальных больных и туда госпитализируют больных в общем-то со всего города, и там оперируют хирурги из разных больниц. Но мы в эту систему не вошли, потому что в силу ряда обстоятельств наша больница в состоянии продолжать оказывать помощь больным с торакально-онкологической патологией на месте, как раньше.
— Если теперь перейти от пациентов к врачам: насколько полно врачи в Англии обеспечены средствами защиты?
Много разговоров в прессе, что нет этого обеспечения и т. д.Но, допустим, в нашей больнице, насколько я знаю, у нас этих проблем я не встречал. Т. е. есть маска, есть халат, есть защитные забрала.
— И немного о страшных историях. У нас недавно был популярен пост о том, как в Англии человек умер дома от вируса. Якобы он звонил в скорую, говорил, что у него высокая температура, трудно дышать, но к нему никто не приехал. Стоит ли верить таким публикациям?
Ну, трудно сказать, каким публикациям можно верить, каким нельзя… Как правило, когда такие вещи начинают обсуждать, начинаешь в них разбираться, оказывается, что может быть все было совсем не так.
— Да, согласна. Спасибо большое, профессор!
Беседу провела: к. м. н. Юлия Мохова
